Футбольные герои прошлых лет: Гарринча
«В 1983 году Бразилия пережила два величайших футбольных потрясения: кражу Кубка Жюля Риме и смерть Гарринчи, — написала, подводя итоги года, популярная газета «Жорнал ду Бразил». — Оба стоят того, чтобы страна помнила о них вечно».
О, эта своеобразная Бразилия. Еще вчера она напрочь забыла о Золотой Богине, хранящейся в музее национальной конфедерации спорта, и об одном из самых ярких своих мастеров, отдавших все, чтобы ее завоевать, но затем опустившемся, запившем, никому не нужном, — Бразилия устремила свои взгляды в будущее, к Кубку мира.
А в 1983 году страна плакала. Весь Рио-де-Жанейро провожал в последний путь великого Мане – самого хромоногого из всех футболистов, Чарли Чаплина современного футбола, как метко назвал его один из бразильских журналистов. За гробом шли неграмотные негры из северного пригорода Рио Пау-Гранде – места, где родился двукратный чемпион мира, за ними друзья – партнеры по сборной, чиновники из муниципалитета, звезды кино и эстрады, полицейские и воры, чистильщики ботинок и преуспевающие бизнесмены. Похоронная процессия растянулась на полтора десятка километров…
Бразилия вспомнила о своем кумире. Потому что не вспомнить не имела права. Потому что слишком много для нее сделал Маноэль Франциско душ Сантуш, известный во всем мире под прозвищем Гарринча.
«Он был невысок, кривоног, ходил и бегал переваливаясь, как утка. Ни внешним видом, ни поведением на поле он не напоминал футболиста. Он не любил бегать. Передерживал мяч. Его любимым занятием на поле была обводка. Обыграв соперника, он, как правило, не мчался к воротам, не спешил делать острую передачу. Он поджидал, пока поверженный (обычно, поддавшись на виртуозную уловку Гарринчи, защитники падали под свист и хохот трибун) соперник не поднимется. Потом Мане вновь пускал в дело свой знаменитый финт корпусом: делал ложный выпад влево, тут же мгновенно устремляясь вправо. И снова оказывался на газоне незадачливый защитник, и беззащитный вратарь отчаянно метался между штангами, а торсида изнемогала от восторга и награждала его ликующим свистом».
Так описывали манеру действий Гарринчи газетчики. Но было бы наивно думать, что вся его футбольная суть состояла в том, чтобы произвести внешний эффект. Гарринча был необычайно полезен в командной игре в том смысле, что практически в одиночку закрывал правый фланг атаки. Да, его пытались переучить, заставить действовать коллективно, меньше увлекаться обводкой, но все эти попытки были тщетными. Приручить потомка индейцев племени фулнио оказалось делом невозможным.
Как-то за него взялся тренер «Ботафого» Зезе Морейра. На углу штрафной площадки во время тренировки он поставил стул, уселся на него и, подозвав Гарринчу, приказал:
«Как только дойдешь до меня, сразу делай передачу назад и в центр. И никаких больше обводок. Понял?»
Занятия возобновились. Шла двусторонняя игра. Гарринча одного за другим обыгрывал партнеров, дошел до стула с восседавшим на нем тренером, пробросил мяч между ножками и помчался дальше к воротам. Вес остановились. И через мгновение расхохотались. Больше Зезе Морейра таких приказаний не отдавал.
Подобным трюком в первой же тренировке в составе «Ботафого» он обыграл защитника сборной Нильтона Сантоса, названного затем в шутку «крестным отцом» Гарринчи.
«Я не обижался. Я понял, что передо мной настоящий талант», — вспоминал затем Сантос.
В том, что перед ним самобытный талант, не сомневался и первый клубный тренер Гарринчи в «Ботафого» Жентил Кардозо. Именно он поручил Нильтону Сантосу проверить новичка. Получилось же наоборот – дебютант проверил опытного защитника.
В «Ботафого» Гарринча провел десять счастливых сезонов, дважды став чемпионом мира. В 1958 году Швецию он отправлялся мало кому известным за пределами своей страны парнем, а вернулся триумфатором – одним из самых ярких игроков первенства. Но настоящим звездным часом Гарринчи был турнир в Чили в 1962 году. В отсутствие травмированного Пеле он стал лидером команды номер один, часто смещался в центр поля, забил несколько решающих голов. Мировая пресса единодушно назвала чилийский чемпионат чемпионатом Гарринчи. Футбольные обозреватели, анализируя его игру, захлебывались от восторга, тренеры разводили руками, признавая, что все усилия нейтрализовать Гарринчу неизбежно обречены на провал.
Чарли Чаплин футбола, чья более длинная левая нога казалась чужеродной, был на вершине славы и признания. Но подвела правая – на несколько сантиметров более короткая, правая, которая и была рабочей ногой в смысле обмана соперников при его знаменитой обводке. Врачи настоятельно рекомендовали: необходима срочная операция мениска. Но клуб собирался в коммерческое турне по Европе. Только при условии, что в составе будет Гарринча, соперники готовы были платить 15 тысяч долларов за матч. Без него – вдвое меньше. Руководство клуба потирало руки от предвкушаемых барышей. Гарринча? За такие деньги и он сыграет, а операцию сделаем потом.
«Мане, ты же мужчина!» — говорил президент клуба.
И Мане под заморозкой выходил на поле. И играл так, что никто и не догадывался – без укола он и шагу ступить не может, в гостиницу и автобус партнеры заносили его на руках. Операцию сделали только осенью 1964 года. Желаемого эффекта она не принесла. Нога болела, в свою силу Гарринча играть не мог, его потенциал падал на глазах.
Позже найдется много желающих связать это с безалаберным образом жизни, который он вел вне футбольного поля – ночные увеселительные заведения, алкоголь, девушки легкого поведения. Гарринча и в этом оправдывал свое прозвище – маленькой, непосредственной лесной птички, обитающей в бразильских лесах. Он запросто мог одолжить большую сумму денег первому встречному, попросившему их и обещавшему вернуть – деньги уплывали из его рук. После бессонной ночи он спешил на изнурительную тренировку – он транжирил здоровье. Он подарил своей жене Наир одиннадцать дочерей и все мечтал о сыне, но она не могла ему простить многочисленных увлечений и ушла.
В «Ботафого» сообразили, что Гарринча для клуба уже не представляет никакой ценности. И пока этого не поняли другие, выставили его на трансфер. Быстрее других на приманку клюнул самый популярный клуб Сан-Паулу «Коринтианс». Его многотысячная армия болельщиков ждала от Мане чуда. Но уже после первого матча испытала глубочайшее разочарование: Гарринча был совсем другим Гарринчей – малоподвижным, предсказуемым, абсолютно не готовым к игре. Излюбленный финт у него получался, как в замедленном кино, и защитникам не представляло труда нейтрализовать его.
За «Коринтианс» Гарринча провел всего 10 матчей и забил один гол. Против 60 матчей и 35 мячей за «Ботафого» в 1961 году это выглядело катастрофой. Сан-Паулу оказался для Мане совершенно чужим городом. Его нещадно критиковали в прессе, болельщики, предвосхищавшие его появление в «Коринтиансе», стали его злейшими врагами. И Маноэль не выдержал: он собрал вещи и тайком сбежал домой в Рио.
1966-й год оказался несчастливым для всего бразильского футбола. Сборная провалила чемпионат мира в Англии. Для Гарринчи это был последний вызов в национальную команду, в составе которой он провел 57 матчей и забил 15 мячей. Но его ждало еще и огромное личное разочарование. Боссы «Коринтианса», желая проучить зарвавшегося индейца, поставили вопрос перед национальной конфедерацией спорта о его дисквалификации. Мане был связан контрактом с клубом еще на два года, и самовольный отъезд в Рио был расценен, как серьезнейшее преступление. И вопрос был решен положительно – ему запрещалось участвовать в любых матчах на территории Бразилии в течение этого срока.
Гарринче было 33. Он смекнул, что может попробовать себя за рубежом, но надежды оказались тщетными – в Колумбии, Уругвае и Аргентине, куда он ездил на смотрины, дела не заладились. Напрасными оказались попытки заиграть в родном «Ботафого», а также во «Фламенго» после окончания срока дисквалификации. Потяжелевший на двенадцать килограммов, Мане вызывал лишь жалость да отвращение. Жизнь для него почти закончилась, потому что без футбола он жить не мог, а футболу был уже не нужен – его невозможно было представить в роли тренера, менеджера, работника клуба. Он к этому не был готов, да и не стремился.
А тут еще новый удар – бывшая жена Наир Франциско душ Сантуш предъявила бывшему мужу иск более, чем на две с половиной тысячи долларов, за просрочку уплаты алиментов дочерям за последние 13 месяцев. К тому времени за душой у Мане не было ни копейки. Оказалось, что не ему должны деньги, а он сам погряз в долгах. Чиновники, офицеры налоговой полиции, судебные исполнители – вся власть восстала против него за неуплату налогов с ранее заработанных сумм. У Гарринчи описали дом в Рио, фазенду на острове Говернадор. Ему угрожало тюремное заключение на срок, пока не будут уплачены долги.
Когда судья Аурео Бернардес Карнейро оглашал приговор, из его глаз текли слезы. Он издавна был болельщиком «Ботафого» и страстным обожателем Мане, но пойти против закона не имел права. Благо, нашелся покровитель, который уже однажды выручил Гарринчу. Банкир Жозе Луиш Магальяйнш в свое время заплатил за операцию игрока. Теперь он погасил долг за алименты. Нашлась и женщина, которая всеми силами пыталась погасить в нем страсть к алкоголю, вывести из состояния отчаяния и апатии – бывшая эстрадная певица, его новая жена Эльза Креола.
18 декабря 1973 года бывшие друзья по сборной устроили Гарринче прощальный матч. Бразилии противостояла сборная остального мира. На «Маракане» собралось более 130 тысяч зрителей – весь доход от матча пошел на счет великого «одноногого». На игру приехали Пеле, Карлос Альберто, Жаирзиньо, Ривелино, Эверальдо, Жерсон… Не было лишь Тостао, испытывавшего проблемы с глазом.
В середине первого тайма ни с того, ни с сего вдруг раздается свисток. Все понимали, что он значит. Лишь Гарринча вопросительными глазами смотрел на своего капитана Карлоса Альберто, который протянул ему еще не остывший от игры мяч. Трибуны скандировали: «Мане, Мане!» Гарринча криво улыбнулся, пожал протянутые ему руки и не скрывал слез. Внезапно он подбросил мяч и со всей силой ударил по нему, куда глаза глядят. Ему он был больше не нужен, пусть играют другие.
Он умер 20 января 1983 года в одиночной палате одного из госпиталей Рио. Казалось, вся Бразилия пришла проститься с Чарли Чаплиным футбола. Не было лишь Пеле. Узнав о смерти своего друга и партнера, он спешно выехал в Сантос.
«Твое место здесь, Пеле, рядом с нами», — писали газеты.
Но Король футбола был непреклонен:
«Я скорбел не меньше вас, но я не выношу тягостных сцен прощания».
Во время похоронной церемонии на одном из домов Рио кто-то большими буквами написал:
«Гарринча! Спасибо за то, что ты жил!».
Сегодня эти слова увековечены на его могиле.
Автор статьи: Сергей Соседов
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.