Вот в чём была гениальность и легендарность Всеволода Боброва
Уж, кажется, более высокую ноту взять невозможно, есть риск сорваться, «дать петуха». Но нет, сколько стихи про Гагарина шайбы на Руси ни перепечатывались, не было случая, что кто-то взял бы под сомнение их тональность.
Наоборот, не раз приходилось слышать именно эти две строки из уст спортивных звезд, и произносились они без малейшей ревности, скорее с гордостью. Может быть, это несколько странно, но имя Боброва и в ту уже достаточно далекую пору, когда он играл, и сегодня, когда его уже давно нет в живых, и для тех, кто имел удовольствие его лицезреть на зеленом газоне либо на льду, и для только слышавших о нем от старших, существовало и существует особняком, вне конкуренции. Боброва – футбольного и хоккейного форварда не принято ни с кем сравнивать: ни с его сподвижниками, ни с нынешними знаменитостями. Если же кому-то придет в голову порассуждать об отдельных «технических» характеристиках этого игрока, то скорее всего на оратора посмотрят с недоумением, как на зануду, махнут рукой и скажут:
«Чего там толковать, «Бобер» — это «Бобер».
Одним словом, Всеволод Бобров — фигура легендарная.
Но нас не проведешь, мы слишком хорошо знаем, что любая, самая распрекрасная, сказочная репутация не создается за здорово живешь, она зарабатывается реальными деяниями. Попробуем же легенду Боброва изложить языком прозы и, коль скоро мы имеем дело с форвардом, то и языком арифметики.
Нет более лестного отзыва о форварде, чем выражение «не уходит с поля без гола». Правда, заранее известно, что в этих словах заключено преувеличение. Так вот, в истории советского футбола Бобров единственный, кто их полностью оправдал. В составе ЦДКА он участвовал в пяти чемпионатах страны по футболу (1945/49 гг.) и забил 80 мячей. Это годы царствования Боброва футбольных полях, когда он слыл неудержимым. Его ценили даже столичные динамовцы, которые взяли Боброва в помощь, отправляясь в 1945 году в турне по Великобритании, турне незабываемое, с него пошло летоисчисление советского футбола на мировой арене. Вклад Боброва был весом: во встрече с «Челси» его удар установил ничью (3:3), с «Арсеналом» — победу (4:3). За пять сезонов, проведенных Бобровым в ЦДКА, клуб трижды был чемпионом и два раза – вторым.
Осенью 1948 года в решающем матче с московским «Динамо» Бобров забил на последних минутах мяч, сделавший армейцев чемпионами, и хотя с того дня почти 75 лет, о том знаменитом ударе до сих пор рассказывают и пишут, причем считается, что никто другой не был на это способен. Бобров угадал отскок мяча от штанги, метнулся к нему раньше всех и отправил мяч точнехонько в незащищенный угол.
Дарованием его был прорыв, захватывающее дух действие. В прорыве всё: бесстрашие, быстрота, ловкость, интуиция, лоцманское чутье, а в самом конце – удар, ради которого все и затевалось. Прорывы Боброва редкостны тем, что доводились до конца, ему мало было обострить обстановку, создать переполох, он рвался забить, чего бы это ни стоило. Многое умел этот бомбардир милостью божьей, но прорыв сделал его фигурой исключительной.
Оттого обречен был Бобров играть мало, что за дерзновенные прорывы его ожидала неотвратимая расплата. Он был крупной мишенью, и в него без труда попадали. Не мог он не знать, что играет с огнем, но широкая натура не умеряла себя, не сдерживала. И стадион это знал, с замиранием сердца следил за смельчаком, сочувствовал, страдал за него и диву давался, когда, грубо сбитый, он ощупывал свои колени, а затем как ни в чем не бывало вдруг срывался с места и мчался с мячом, презрев опасности.
Свою уникальность Бобров умножил тем, что и в хоккее оказался суперзвездой. Он привел сборную СССР к победе на Олимпийских играх 1956 года в Кортина д’Ампеццо. Возможно, что хоккей он прославил даже больше, чем футбол. Ледовая игра другая, в ней одному проще себя проявить. И Бобров творил свои хоккейные чудеса, в память о которых был создан клуб бомбардиров его имени, куда принимают забивших в ворота не менее 250 шайб. И в хоккее запомнились бобровские прорывы, пируэты, зигзаги, обманы, невидимые для глаза швырки шайбы по уголочкам ворот.
Спортивное дарование так же трудно обозначить, как и любое другое. Несомненно, что телесное сложение Боброва имело благоприятные особенности. Все его суставы, все сочленения были на полоборотика не довинчены в сравнении с людьми обычными. И это давало ему огромные преимущества во владении телом (он и хоккейную клюшку держал не как все, по-своему), словно бы удлиняло руки и ноги, помогало ему, крупному, проскальзывать в игольное ушко, огибать препятствия, неуловимо менять направление. Будучи рослым, видным, стройным, Бобров в движениях своих был эксцентричен, оригинален, загадочен. Это выводило из себя тех, кто ему противостоял на аренах, и восхищало, кружило голову наблюдавшим за его игрой с трибун. И все же одно физическое своеобразие не гарантирует достижений и славы.
У Боброва сложились необычайно удачные отношения со временем, с тем временем, когда он играл.
Бобров предстал перед широкой аудиторией в 1945 году в составе команды ЦДКА. Только что закончилась война, и для многих возможность погрузиться в футбольные переживания была отзвуком Победы, одной из выстраданных мирных радостей. И как было не сочувствовать команде, представлявшей армию, за ее игрой следили с симпатией, даже с нежностью. Даже те, кто не болел за армейцев. Более всего среди них привлекал Бобров, и все его подвиги воспринимались как-то особенно душевно.
А хоккей в стране и вовсе начался с Боброва, он был живой хоккейной рекламой, завлекал и завораживал публику, и в том, что новая игра сразу получила признание, немалая его заслуга.
Спустя несколько лет время снова потребовало Боброва, уже тридцатилетнего, по привычным меркам заканчивающего свою карьеру игрока, дало ему новые ответственные поручения.
В 1952 году была создана сборная СССР по футболу, и ее центрфорвардом и капитаном стал Бобров. Интересная задача увлекла Боброва, он загорелся, ожил, хотя и поговаривали, что он «уже не тот». Ему по нраву было идти наперекор. Он залихватски провел несколько первых официальных матчей сборной СССР. Во время игры с блиставшей тогда сборной Венгрии, которую возглавлял Пушкаш, Всеволод обвел всех: и вратаря Грошича и забил фантастический гол, потом на Олимпиаде в Финляндии во встрече с финнами открыл счет мячам нашей сборной и там же, на Олимпиаде, забил три мяча в поразительном с югославами, когда наши и проигрывали – 1:5 и отыгрались – 5:5!
Так что любой рассказ о сборной СССР по футболу и хоккею впору начинать с «Жил-был Бобров…».
Два года спустя на свой чемпионат мира, скромным дебютантом, в Стокгольм отправилась сборная СССР по хоккею. И тут её вывел на поле Бобров. Команде простили бы неудачу, очень высоко котировались шведы. О канадцах вообще, говорили шепотом, с почтением и опаской. Рассказывают, что в команде настроение создавал Бобров, не ведавший страха. Дебют обернулся триумфом – и победа над канадцами, и звание чемпиона!
Так что, как видите, упоминания о великом русском певце Шаляпине и первом космонавте мира Гагарине применительно к Боброву – вовсе не для красного словца, сквозь поэтические вольности просвечивают реальные события.
Закончить набросок к портрету необходимо хотя бы несколькими словами о самом трудном для изображения, о том, что Бобров был счастливо наделен народным обаянием. Поэт Александр Твардовский создал образ русского солдата, героя Отечественной войны Василия Теркина. Бобров ему сродни, «из его деревни». Курносый, себе на уме, в глазах затаенное лукавство, улыбка к месту и никогда без повода. Сила, скрытая до поры до времени и прорывающаяся с бесстрашием в избранный момент. Готовность постоять за общее дело безрасчетно, он не думает о выгодах и безопасности.
Аудитория ценила Боброва-форварда, ждала его голов. Но, кроме того, она еще всегда была с ним заодно, понимала малейшее его движение, намерение, он был ее посланником, доверенным лицом, своим парнем, бобровское в той или иной мере сидело в каждом его видевшем вживую. И как знать, быть может, поэтому-то и ходит до сих пор в народе легенды о Всеволоде Боброве, футболисте и хоккеисте.
Автор статьи: Сергей Соседов
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.